БАРСКИЕ ХОРОМЫ
Как постепенно развивалось простонародное жилище, начиная с убогой истопки, как постепенно развивалась под влиянием различных обстоятельств барская усадьба, точно так же постепенно происходило развитие, расширение и усложнение усадебного дома и в городе, и в деревне. Примечательно, что весьма убедительные доводы исследователей позволяют с определенностью говорить об отсутствии связи барского дома XVIII в. с жилищем князя, боярина или богатого дворянина помещика в средневековой России времен даже царя Алексея Михайловича, не говоря уж о более раннем времени. То есть, конечно, в отдельных случаях эта связь имеется и даже многие и многие особняки, хотя бы в Москве, были возведены на сводах XVII в., но это именно отдельные постройки, а не массовое жилое строительство. И, напротив имеется четко прослеживаемая связь с развитой крестьянской избой связью, пятистенком и крестовым сельским домом. Для более подробного выяснения этого вопроса можно отослать читателя к вышедшей недавно прекрасной и хорошо аргументированной книге Л.В. Тыдмана.
Вероятно, в связи с этим не помешает дать краткую характеристику средневековых хором русского феодала. Многие исследователи предполагают, что выглядели они следующим образом. На довольно высоком подклете, сложенном из дикого камня или из кирпича, который появился не сразу, стояло срубное жилище феодала, включавшее гридницу, где проходила повседневная жизнь, и повалушу, где феодал спал в одном помещении со своими близкими дружинниками. Термин «гридница» находится в связи с другим термином, «гридь», «гриди» – дружинники, жившие с князем в гриднице. Какой термин является первичным, а какой – производным, сказать трудно. Название спального помещения «повалуша» говорит о том, что спали там вповалку, на полу, на звериных шкурах или на кошмах, толстых войлоках. На сводчатом каменном основании таких хором, перекрывавшем достаточно большую площадь, могло стать несколько срубных помещений, клетей, разного назначения. Соединялись они сенями (о происхождении этого термина уже говорилось). Среди этих помещений могло быть и каменное – пиршественная палата. Но, разумеется, она могла находиться и внизу, под каменными сводами, недалеко от стряпущей палаты, кухни. Такое разделение материала вполне обосновано. Учитывая, что освещение было открытым, лучинами или факелами, была чрезвычайно высока опасность возникновения пожара, а на пиру, когда начинало шуметь в голове от старых медов, браги и пива, эта опасность, естественно, резко усиливалась. Недаром при государе и великом князе Московском Иване III в Кремле специально для пиров была выстроена итальянцами Пьетро Марко Руффо и Пьетро Антонио Солари специальная каменная палата, получившая название Грановитой. Сведений же о постройке каменных жилых палат не имеется. Мы выше уже говорили, что русские люди предпочитали жить в деревянных помещениях, считая холодные и сырые каменные палаты нездоровыми.
На основном деревянном помещении строились светлицы, в которых, как это явствует из названия, печного отопления не было: ведь печи очень долго, в том числе и для экономии топлива, строились без дымоходов. Светлицы или терема были предназначены для постоянного обитания женской части семьи феодала: жен и дочерей. Если сам феодал и его сыновья вели, так сказать, публичный образ жизни, постоянно пребывая в окружении своей дружины, младшие члены которой, отроки, исполняли роль прислуги (эта постоянная близость укрепляла связь феодала с дружинниками и хотя бы немного гарантировала от измен), то женщины в допетровской России вели образ жизни затворнический, без крайней нужды не появляясь на глазах посторонних. Такой тип поведения вообще был характерен для архаичных обществ. Можно напомнить о том, что и в античной Греции, и в Древнем Риме женщины постоянно находились на женской половине дома, куда доступ посторонним был абсолютно закрыт, а в обществе мужчин могли находиться, принимая участие в пирах и беседах, свободные жен шины – гетеры. Это не были проститутки, как иногда думают, но... их отношения с мужчинами никак не регулировались Аналогичный характер имел быт и в средневековой Японии, где были свободные женщины – гейши, а жены и дочери самураев посторонним совершенно не показывались. И в средневековой Испании, как известно, женщины не пользовались свободой, а жены феодалов находились под постоянным присмотром дуэний. Наконец, как уже говорилось в этой книге, даже в ХК в. в крестьянской избе был выделен особый бабий кут за занавеской, куда даже мужчины – члены семьи без особой необходимости не входили и где появление посторонних мужчин рассматривалось как оскорбление, нанесенное всей семье. А уж крестьянка то ни в коей мере не могла вести жизнь в затворе, она была полноценной рабочей силой и даже и браки заключались среди крестьянства прежде всего с целью приобрести работницу. Мы уж не говорим о мусульманском обществе, в котором женщина не только постоянно пребывала на женской половине (а в некоторых странах просто не выходила из гарема), но и скрывала лицо от посторонних мужчин, как в России замужняя женщина скрывала от посторонних мужчин свою прическу.
Однако, если рассмотреть сохранившиеся планы усадебных домов русского дворянства, то мы обнаружим, что для них характерна была, в начале XVIII в., планировка в виде параллельной связи: на высоком подклете ставились две обычных избы связи (изба – сени – клеть), между которыми устраивалось дополнительное помещение для зала и к которому вело высокое открытое крыльцо. Бытовал также дом глаголем, где две постройки размещались под прямым углом, соединенные тем же дополнительным помещением залом. В дальнейшем стали соединяться в различных вариантах два пятистенка или два крестовых дома, так что число внутренних помещений стало 'Возрастать. Однако первоначально их количество было очень невелико. Любопытно, что по такому принципу был построен Петром I для своего любимца Франца Лефорта даже огромный каменный, до сих пор стоящий в Москве в Лефортово и Занятый теперь Центральным Военно историческим архивом, Лефортовский дворец. По мысли царя, этот дом «дебошана и кугилки» Лефорта, привившего еще юному Петру Алексеевичу любовь к европейским формам жизни, должен был служить своеобразным общественным центром Москвы и здесь, действию, постоянно устраивались знаменитые ассамблеи и иные публичные мероприятия. Дворец как раз отличается огромным залом, потолки которого были гораздо выше перекрытий боковых помещений.
Итак, примерно к концу XVIII в. сложился тип большого и сложного по планировке усадебного дома. Напомним читателю предыдущие страницы, где неоднократно цитировались описания современниками домов их дедов: по мере расширения семейств приходилось пристраивать все новые помещения, отчего эти старые усадебные дома постоянно расползались вширь, очевидно, представляя собой сложный лабиринт помещений и не имея единого плана. Например, дед Багрова внука, когда сын с семьей решили перебраться на постоянное жительство из Уфы в деревню, затеял для любимой «невестыньки» специальную пристройку в саду («Нам опять отдали гостиную, потому что особая горница, которую обещал нам дедушка, хотя была срублена и покрыта, но еще не отделана» – (3, с. 409). Новые усадебные дома, создававшиеся в александровскую и николаевскую эпоху, строились уже по плану, нередко разработанному самим владельцем и имели более четкую планировку, свидетельства чему также приводились выше.
Можно с достаточно большой долей уверенности утверждать, что имелось два основных типа планировки усадебных домов с незначительными вариантами. Один тип планировки можно было бы назвать центрическим: в центре здания находились либо темные чуланы и лестница, ведшая в верхние помещения, в мезонин или на антресоли, либо же в центре была большая танцевальная зала, как, например, в доме графов Орловых на Никиткой улице (д. 5), где автор этой книги провел 8 лет учебы на Историческом факультете МГУ и в аспирантуре. Парадные и основные жилые помещения располагались по периметру постройки, вокруг этих чуланов или танцевальной залы. Дополнительно можно привести не слишком четкое описание отчего дома, сделанного А. Фетом: «Поднявшись умственно по ступеням широкого каменного под деревянным навесом крыльца, вступаешь в просторные сени... Налево из этих теплых сеней дверь вела в лакейскую, в которой за перегородкой с баллюстрадой помешался буфет, а с правой стороны поднималась лестница в антресоли. Из передней дверь вела в угольную такого же размера комнату в два окна, служившую столовой, из которой дверь направо вела в такого же размера угольную комнату противоположного фасада. Эта комната служила гостиной. Из нее дверь вела в комнату, получившую со временем название классной. Последней комнатой по этому фасаду был кабинет отца, откуда небольшая дверь снова выходила в сени». (98, с. 35).
Другой тип планировки – осевая: по продольной оси дома (в некоторых случаях и по поперечной) проходил длинный коридор, темный или освещенный одним или двумя торцовыми окнами, а по сторонам его находились жилые помещения и парадные комнаты. В качестве примера можно привести дом Молочниковой на Гончарной улице в Москве, где многие годы находился Всесоюзный Дом научного атеизма и который в результате был доступен для осмотра. Вообще же надо заметить, что, как утверждает Тыдман, коридор – явление довольно позднее. Вот описание дома помещика средней руки: «Низменный, рецептом протянувшийся, деревянный дом с несоразмерно высокою тесовою крышей, некрашеный и за древностью принявший темно пепельный цвет, выходил одним фасадом на высоком фундаменте в сад, а с другой стороны опускался окнами чуть не до земли. Комнат средних и малых размеров в длину было много, начиная с так называемой приемной... и кончая самой отдаленной кладовою ( 98, с. 49). У дядюшки Афанасия Фета «Светлый и высокий дом, обращенный передним фасадом на широкий двор, а задним в прекрасный плодовый сад, примыкавший к роще, снабжен был продольным коридором и двумя каменными крыльцами по концам» ( 98, с. 87). Наконец, у помещика Сербина «Деревянный дом с мезонином... разделялся коридором на две половины...» (21, с. 38).
Если дом, куда мы пытаемся проникнуть, принадлежит богатому помещику нового времени, то наверняка он построен на высоком каменном подклете; такие постройки уже описывались авторами, которых мы цитировали выше. Здесь могла располагаться кухня, если только она не была вынесена в отдельный флигель. В каморках и чуланчиках возле кухни или даже в самой кухне спал повар, поварята, судомойка, кухонный мужик для грязных работ (доставка в кухню дров и воды, топка печи, уборка помой и тому подобное). Если подклет был обширный, в нем могли быть помещения и для других слуг, например, домашнего живописца, столяра, даже для какого либо бедного отдаленного родственника, которого считалось неудобным держать в самом доме из за его мужиковатости. Здесь же, за толстыми, иногда железными дверями с крепкими замками располагались припасы, которые опасно было держать на погребах: винный погреб и бакалея, закупавшиеся на ярмарке. Ведь если предприимчивые дворовые заберутся в погреба с домашними припасами, то это не так страшно: своего добра хватало; а воровство припасов, купленных за «живые» деньги, которых вечно не хватало, было бы весьма ощутимо. Поэтому окна подклетов еще при строительстве снабжались крепкими, вмурованными в стены решетками с коваными подпятниками для железных ставней, а ключи от кладовых с винами и бакалеей хозяйка носила при себе или, если была уж слишком утонченной дамой, доверяла какой нибудь приживалке или ключнице из старых верных служанок: русский человек бывает чрезвычайно настойчив и изобретателен, особенно, если речь идет о том, чтобы добраться до запасов вина.
Поднявшись на крыльцо, мы входим в переднюю. В городском особняке, особенно если его фасад выходил прямо на улицу, в передней должен был дежурить швейцар, открывавший дверь подошедшим посетителям господского вида и спрашивавший, как доложить хозяевам или. объяснявший, что хозяев нет или они не принимают. В простодушной деревенской обстановке такой порядок обычно не применялся: хозяева издали слышали стук подъехавшего экипажа, видели выходящих из него гостей и либо приказывали просить их в комнаты, либо сказывались отсутствующими. В городе – иное дело, здесь посетитель мог прийти пешком. Пушкинская Лиза из «Пиковой дамы» писала Герману: «Как скоро графиня уедет, ее люди, вероятно, разойдутся, в сенях останется швейцар, но и он уходит в свою каморку (итак, у швейцара рядом с передней, где нибудь под лестницей, была каморка – Л. Б.).
... Коли вы найдете кого в передней, то вы спросите, дома ли графиня» (72, с. 199). Вспомним также, как швейцар заявил приехавшему после известного скандала на балу Чичикову, что именно его то и не принимают.
В передней стояли вешалки для верхнего платья гостей, стойки для тростей – непременной принадлежности человека комильфо, и для зонтиков, бывших такой же принадлежностью светской дамы. Поскольку съезд гостей мог быть значительным, например, на бал, званый обед или ужин, то в передней вдоль стен стояли рундуки, на которые и складывались шинели и шубы гостей и на которых своих хозяев ожидали приехавшие с гостями выездные лакеи. В обычное время на рундуках проводили время лакеи хозяев дома, которые должны были помочь случайным гостям снять верхнее платье, почиститься щеткой и тому подобное. По свидетельству современников, от этого постоянного пребывания в передней мужской прислуги, передняя нередко благоухала особым «лакейским» запахом: прислуга здесь же, коротая досуг, занималась каким либо делом: «Тут вечно пахло сапожным варом, клоповником, ваксой, салом... Ко всему этому все принюхались, никто не находил это странным, тем боте, что такие же точно передние были во многих барских домах, в особенности в деревенских усадьбах у старосветских помещиков» (66, с. 181). Разумеется, в домах аристократии в передних время от времени брызгали духами или курили уксусом, который лили на раскаленный кирпич на жаровне, либо специальными «монашенками», пирамидальными курительными свечами из ароматических смол. Впрочем, при отсутствии форточек и понятий о гигиене и огромном количестве слуг и членов семейства, в этой операции нуждались и комнаты. («По утрам ежедневно носили разожженный докрасна кирпич и поливали его уксусом или квасом, а лежавшая на нем мята или чабер разливали благоухание» (6, с. 51).
Из передней одна дверь вела в гостиную или в приемную комнату, другая – в лакейскую. Лакейская представляла собой довольно большое помещение с рундуками и лавками по стенам, большим столом для трапез мужской прислуги посередине и иногда с печью с лежанкой. Она была переполнена постоянно пребывавшими здесь мальчиками, взрослыми лакеями и стариками, которые уже не исполняли никаких приказаний, а находились на покое, доживая свой век. Ведь комнатная прислуга, как правило, не имела ни семейств, ни отдельных комнат, и одряхлевшие слуги не имели иного пристанища, кроме привычной лакейской, ссорясь между собой за место на теплой лежанке, школя комнатных мальчиков и ворча на упадок нравов.
В городских домах, поставленных на широкую ногу, за передней была малая гостиная или приемная, где принимали визитеров. Разумеется, в деревне, когда гости ехали за несколько десятков верст из соседнего имения, визиты не делались. Ведь визит предполагал кратковременное посещение, на 10 15 минут, например, с целью поблагодарить за приглашение на бал или вечер, осведомиться о здоровье, поздравить с праздником, пригласить к себе. Мужчины, входившие в гостиную с визитом, даже брали с собой шляпу и перчатки, оставляя в передней только верхнее платье и трость, как и дамы визитерши не снимали шляпок. Согласно светским правилам, при появлении следующего визитера гость через приличный, но возможно короткий промежуток времени должен был откланяться, чтобы не обременять хозяев и не мешать новому гостю. Хотя для визитов назначалось особое время, нередко от них старались избавиться как хозяева, так и гости: одни на время визитов уходили из дому или приказывали прислуге говорить, что их нет дома, другие же предпочитали обойтись визитными карточками, оставляемыми в передней на специальном серебряном подносе или в вазе, выставлявшихся на столике. Особенно докучны были визиты в праздники, например, на Рождество, Пасху, когда вереницы гостей беспрестанно сменяли друг друга. Для этого, собственно, и заведены были визитные карточки, ныне неправильно называемые визитками: визитка – это особого покроя мужская одежда, нечто среднее между сюртуком и фраком, со скошенными назад полами: их надевали для визитов, как одежду полуофициальную; дамы имели особые скромные глухие визитные платья. Правила использования визитных карточек были довольно сложными: загнув верхний левый угол карточки, показывали свое желание отплатить за посещение своим визитом, загибая правый верхний угол, приносили поздравления, загнутый левый нижний угол обозначал прощальный визит, а нижний правый – соболезнование. Загибали и целый край карточки: загнутый наружу левый край обозначал визит вежливости, а загнутый внутрь правый край должен был выразить чувства визитера, уверения в привязанности и преданности. Не отдать визит считалось оскорблением и могло привести к разрыву отношений. Так что карточки, иной раз присылавшиеся с лакеем, при обременительности многочисленных визитов были весьма удобным средством в светской жизни. Кстати, отметим, что нередкие сейчас визитные карточки под перламутр, под мрамор, с золотыми ободками, цветные и тому подобное, в классические времена визитов считались проявлением дурного вкуса: карточки должны были печататься на плотном белом глянцевитом или матовом картоне. Единственным украшением карточки могла служить маленькая коронка у титулованных особ.
В чиновной среде подчиненные непременно должны были поздравлять с праздником своих начальников. Поскольку мелкие, особенно провинциальные чиновники, сплошь да рядом визитных карточек не имели, для поздравлений в передней выкладывался нарочитый лист хорошей бумаги, где и расписывались поздравлявшие. Роспись должна быть четкой, отнюдь без вольнодумных росчерков и без помарок. Расписываться небрежно или вообще манкировать поздравлением было небезопасно: субординация в служилой России была строгой и действовало правило «Чин чина почитай».
Если в доме имелась малая гостиная или приемная для приема светских визитов или официальных посещений (у важных должностных лиц), обставлялась она просто и строго: несколько стульев и кресел, небольшой диван для хозяйки, которая могла посадить рядом с собой гостью или наиболее уважаемого или близкого визитера. Просто необходимы были в гостиной часы, напольные, настенные или каминные. Смотреть на обычные часы и гостям, и, особенно хозяевам, было неприлично, а большие часы позволяли незаметно сориентироваться в продолжительности визита. Гости мужчины, садясь на стул или в кресло, ставили шляпу донышком на пол и клали в нее перчатки (без перчаток приличный человек из дома не выходил ни зимой, ни летом, они были принадлежностью знаковой системы, а не служили для согревания рук; да тонкие тесные лайковые перчатки и не могли согреть). Поскольку входить в гостиную со шляпой и перчатками в руках и садиться так, чтобы быстро и небрежно откинуть полы одежды, было неловко, была придумана для визитов особая складная шляпа с пружинкой внутри, для нашего современника называющаяся несколько смешно: шапокляк. Раздевшись в передней, мужчина сплющивал шапокляк и отправлял плоский кружок под мышку, а выходя, небрежным щелчком по донышку расправлял его.
Впрочем, отдельная приемная была слишком большой роскошью, и при большом съезде гостей она могла использоваться как обычная гостиная, например, для карточной игры. Так что в ней могли стоять под подоконниками сложенные ломберные столы, а количество стульев было большим.
Если мы оказались в богатом доме с несколькими гостиными, то далее мы пройдем в большую, основную гостиную, где и происходил обычный прием гостей, например, званый вечер без танцев. Все эти комнаты были проходные при принятом в ту пору анфиладном расположении помещений. Таков, например, был московский дом Милютиных, от которого сохранилось, впрочем, только название Милютинского переулка: «Наш дом, – вспоминал Д.А. Милютин, – состоял, по обыкновению, из целой анфилады зал, гостиных...» (54, с. 60). Аналогичный характер имела планировка дома графов Олсуфьевых на Девичьем поле в Москве: «Дом был огромный... В этом доме было 17 комнат. Из передней шла целая анфилада комнат...» (46, с. 253).
Гостиная или «зала» в XVIII в. отличалась строгостью и даже некоторой торжественной мрачностью. Стены обшивались дубовыми панелями, а над ними затягивались какой либо тканью или даже кожей; особенно ценилась тисненая испанская кожа с золотым орнаментом. Сегодня небольшой участок такой стены, обитой испанской кожей (это вовсе не значит, что она непременно была привезена из Испании) можно увидеть в Москве в зале ресторана Дома ученых на Пречистенке, в бывшем особняке Архаровых. Впрочем, менее притязательные хозяева могли обить стены простым холстом и покрыть их на этой основе живописью. А в центре такой «залы» на дубовом паркетном полу стоял огромный стол, окруженный стульями, а вдоль стен чинно выстраивались ряды таких же стульев.
Вообще набор мебели в этот период был невелик: понятие о комфорте входило в сознание людей постепенно, и вместе с ним разнообразнее и удобнее становилась мебель. В первой половине XVIII в. мебель была громоздкой и тяжелой, покрытой вычурной резьбой по темному вощеному дубу, стулья обивались кожей на гвоздиках с медными шляпками, зала украшалась небольшими венецианскими зеркалами в пышных барочных рамках и немногочисленными картинами. К середине XVIII в. мебель стала легче, вычурнее и более светлых тонов, нередко крашеная и золоченая по левкасу, появились легкие банкетки, канапе, пузатенькие комоды на выгнутых ножках. Развитие набора мебели идет и во второй половине XVIII в., но со сменой стиля рококо торжественным классицизмом светлые тона крашеной мебели сменяются красным деревом с интарсией, инкрустацией цветными камнями (орлецом, яшмами, малахитом), с фарфоровыми вставками или их имитацией, живописными панно.
На рубеже веков и, особенно, с начала ХГХ в. в моду в России входит более удобная и дешевая мебель отечественной карельской березы, а гобеленовая или штофная обивка предыдущей эпохи – атласом светлых тонов, обычно с более темными, но того же цвета полосами и даже веселеньким английским ситчиком. Одновременно окончательно устанавливается и новый принцип меблировки, особенно в гостиных. Принцип удобства, комфорта сменил прежнюю торжественность и представительность.
Мебель в гостиных уже на рубеже веков начали расставлять уютными «уголками» на несколько человек «по интересам», разгороженными легкими трельяжами и жардиньерками с вьющейся зеленью В таком уголке обычно стоял удобный небольшой диван на двух трех человек, как правило, предоставлявшийся пожилым дамам или более уважаемым гостям, удобный стол перед ним, за которым дамы могли заниматься рукоделием (такие занятия в гостях, в общественных собраниях стали модными на рубеже веков); именно в это время появился стол бобик, с фигурной столешницей, имевшей форму боба, вогнутой, стороной обращенной к дивану: за таким столом удобно было заниматься вышивкой или вязанием и даже щипанием корпии (перевязочного материала, позже замененного ватой), которым в эпоху беспрерывных наполеоновских войн занимались патриотически настроенные дамы. Вокруг стола стояли несколько кресел с удобными корытообразными спинками и стулья. Перед диваном или креслами могли быть скамеечки для ног в виде невысокого, обитого тканью, ящика с мягкой покрышкой. Следует иметь в виду, что дамы в ту пору носили очень легкую обувь, например, атласную, а при анфиладном расположении комнат в них обычны были сквозняки. Поэтому обстановка гостиных стала дополняться легкими ширмами, ставившимися напротив дверей. Если в гостиной был камин, он закрывался легким экраном: при горящем камине огонь не слепил глаз, а при потухшем – экран прикрывал неэстетичную сажу. На каминной доске стояли каминные часы в бронзовом или деревянном золоченом корпусе в виде аллегорической сцены, а по сторонам – жирандоли или канделябры; каминный кожух закрывался вделанным в него зеркалом, отражавшим свет свечей. Светильники располагались также по всем уголкам: бра над диваном, жирандоли и канделябры на столах, высокие торшеры на полу. В начале ХК в., кроме свечей, стали употребляться для освещения и масляные лампы, кенкеты и более совершенные карсели, в которых масло подавалось к горелке пружинным механизмом («Вся гостиная в лучах, свечи да кенкеты», – писал Л.В. Давыдов). Разумеется, в центре висела люстра. Стены обивались легкими тканями и украшались гравюрами, лепными барельефами, акварелями. Вообще в гостиной должен был царить уют и радостная атмосфера, что, в частности, достигалось большим количеством цветов и зелени.
При наличии нескольких гостиных еще одна, меньшего размера, служила игорной для пожилых гостей, склонных к глубокомысленным занятиям. Для такого случая в гостиных, особенно если одна из них специально предназначалась для игр, имелись складные ломберные столы, расставлявшиеся лакеями перед сбором гостей, с соответствующим количеством стульев. Ломберный стол покрывался зеленым сукном, а в широкой обвязке столешницы были вырезаны неглубокие гнезда для заточенных и обернутых бумажками мелков и круглой щеточки.